- Морган что в машине?

- Сиденья и руль.

- Ах ты ж блядский шутник!– стоящий напротив Хэйтема худощавый латинос скалит щербатые зубы, где-то за спиной у Рома откровенно скучает маяча темно-рыжей макушкой Эль. Все выглядит максимально буднично и миролюбиво, так, будто бы Хэйтем сейчас не проворачивает дела за спиной у Джека. Конечно же проворачивает, но это не более чем обычная ответная реакция. Правда Морган сделает всё гораздо лучше и интереснее, чем просто обменяется горящим злобой взглядом с Виски. Он принесет в качестве подарка Дэниелсу башку местного торговца, так, чтобы выразить таким образом своё недовольство. Что слова? Слова – это ветер, а Джек любит, чтобы вместо многословной болтовни ему доказывали что-то делами. Что ж, в этом Морган даже согласен с ним.

- Давай веди показывай. Мы тут не можем сутки с тобой пиздеть, Чак, - Хэйтем выказывает легкое нетерпение, отчего латинос резко захлопывает рот и торопливо ведет их с Элем в старое кирпичное здание. Сперва по темному сырому коридору, дальше по лестнице сперва вверх, а затем они спускаются вниз, ощущая как воздух постепенно становится холодным, влажным и приобретает характерный для маленьких помещений аромат затхлости и десятка сбитых в одну кучу немытых тел. Морган кидает из-за спины взгляд на Эль, но тот, как ни в чем не бывало, ухмыляется и чуть ли не насвистывает себе под нос какую-то мелодию.

Если бы Хэйтем не был так хорошо знаком с этим рыжим полу-французом полу-ирландцем, то мог бы поклясться, что более миролюбивого весельчака на всем белом свете не найти. Правда же была в том, что Эль тоже когда-то продали на черном рынке и он переходил из рук в руки от одной группировки в другую до тех пор, пока не обосновался в Биттерсвите. Охуительная история, охуительнее только была способность Эля резать людские тела, будто масло ножом и ненависть к торговцам в данной области. Поэтому Морган взял с собой именно рыжего, тот не станет разбалтывать, как проводил вечер, наоборот расскажет вам историю о том, как пил с Хэйтемом в одном из баров. И вы поверите, потому что поблёскивающее в руках Эля лезвие ножа – самый лучший аргумент в любом споре.

После темного коридора свет просторного освещенного зала непроизвольно заставил зажмуриться. Вдоль пустых стен был свален в кучи мусор, из пола местами торчали куски арматуры группа охранников рубилась в карты на импровизированном столе, которым служили сваленные в кучу ящики. Эль уже был на взводе, Ром ощущал это практически интуитивно. Потому что сам такой же. А ещё немного расстраивала беспечность местного персонала – винтовки были возле двери, два пистолета разложены на ящике сбоку от группы, где терся тряся рыжей башкой Эль.

- Тебе нужно особое приглашение, ебучий ты латинос? - голос Моргана звучал максимально буднично, он подхватил один из полуразвалившихся стульев и нагло уселся посреди зала, закинув нога на ногу. Латинос ожидаемо мялся, с одной стороны прекрасно зная, что Хэйтем верный пес Дэниелса, но с другой будто бы чувствовал какой-то лёгкий флёр наёба, ведь педантичный Джек не сообщал о визите Рома.

- Чак шевелись, - Морган несколько раз щелкнул пальцами, практически воочию видя, как извилины в голове латиноса натужно скрипят от небывалых доселе мощностей умственной деятельности. Чак торопливо моргнул, кивнул головой и гремя связкой ключей скрылся в одном из боковых коридоров.

Хэйтем сделал неторопливый вдох.
Раз.
Слышно, как шлёпают по лужам в узком коридоре ноги Чака. Эль всё ещё трётся рядом с пятью охранниками и полюбовно с ними треплется, вызнавая какие у них ставки.
Два.
Раздается едва уловимый звук – звенит связка ключей, затем слышится протяжный мерзкий скрип, с которым открывается металлическая дверь и ругань, которая перемежается только с томительным испуганным молчанием. Морган поднимается со стула. Потирает рукой шею, краем глаза видит, что Эль по привычке держит руки в карманах.
Три.
Кучка детишек – тощие, грязные, подслеповато щурящие глаза еле передвигая ногами толпятся у выхода из коридора, подгоняются руганью Чака и его же пинками и наконец-то россыпью гурьбой выходит в освещенный зал. Кто-то начинает хныкать, получает звонкую затрещину от Чака и плач прекращается. В руке у Эля опасно поблёскивает лезвие ножа, он развлекается, демонстрируя громилам ловкость тощих рук.

Блядский хуй. Ром рывком поднимается со стула и подходит к группке ребят. В десятке детишек Хэйтем выцепляет взглядом светлую давно немытую макушку, слишком пристально пялится на изможденное тощее лицо – разбитая губа, синяк на скуле и глаза теплого карего цвета с золотистым отблеском. Внешне лицо подростка не слишком отличается от того фото, которое Морган видел в разделе розыска пропавших. Но этот взгляд, будто у загнанного на бойню животного смотрит куда-то в душу. Глаза у мальчишки точно такие же, как у неё. Сперва Хэйтем где-то в груди практически физически ощущает болезненную вспышку жгучей боли, а через секунду башке у Рома что-то щёлкает.

- Ну вот, смотри… - Чак не успевает договорить свою фразу до конца, потому что Хэйтем слишком быстро оказывается рядом, хватает доходягу латиноса за плечи с силой припечатывает того лицом в пол, вгоняя столько удачно расположившуюся на полу арматуру прямо сквозь башку несчастного Чака. Хруст костей смешивается с чьим-то криком, руганью, плачем и веселым заливистым хохотом Эля. Латинос не успевает даже вскрикнуть так и лежит лицом в пол с торчащей откуда-то из затылка арматурой. Тонкий металлический аромат свежей крови пробирается в нос.

- НУ НАКОНЕЦ-ТО БЛЯТЬ! – нож Эля вонзается в печень одному из охранников, пока другие рассыпаются, чтобы схватиться за оружие, их примеру следуют и дети, хаотично разбегаясь кто куда. Малыши ещё не знают, что обе двери заперты на ключи, что остались у трупа Чака. Хэйтему хватает ровно секунду, чтобы пристально посмотреть в глаза тощего нескладного мальчишки, которого зовут Чиззи Джеймс. Мальчишки, которого он точно не ожидал тут встретить.

Детский крик отскакивает от стен, ударяет в нос аромат крови, паники, страха, такому количеству звуков и запахов неуютно и тесно в затхлом маленьком пространстве склада. Ром буквально физически ощущает, как адреналин расползается по венам, а мир приобретает какую-то болезненную четкость, словно кто-то выкрутил все настройки до самого упора. Хэйтем хочет сказать этому тщедушному пацаненку очень много, но, к сожалению разворачивающееся вокруг него действо не способствует задушевным беседам. А может всему виной выражение лица Моргана, на котором выписано ярко и четко осознанное желание убивать.

Эль легко распарывает живот одному из охранников, таким образом, что тот несколько секунд непонимающе пялится в пустоту, а потом безуспешно пытается узловатыми пальцами запихать внутрь длинные скользкие петли кишечника, прежде чем упасть и начать умирать в мучительной агонии, что продлится несколько минут. Остается ещё четверо, двое из которых молча прут в сторону Рома, третий пытается прорваться к дальней стене, где сиротливо стоят две винтовки, а пятый пытается схватить кого угодно из расползающихся в разные стороны детей. На картинах Босха происходит и то меньшая дичь.

Один из парочки, которая неторопливо приближается к Рому, держит в руке пистолет. Хэйтем запоздало вспоминает, что вообще-то ему тоже следовало прихватить пушку из бардачка машины. Обычно ему напоминал об этом Джек, которого тут нет, но из-за которого в этой тесноте собрались все эти люди.

Блять. Блять. Блять. Думать в такой ситуации даже как-то не хочется, Морган инстинктивно бросается в атаку первым, чтобы как-то сбить охранников с толку. Пуля смазано проходит через бедро Рома, оставляя неприятное жжение и некрасивую дыру на джинсах. Боли он почти не чувствует. Хэйтем бьёт в челюсть тому, что с пистолетом, пытается выхватить у того пушку, но сзади прилетает удар прямо в затылок и мир ненадолго плывёт ярким пятном. Обычно такие приёмы сбивают спесь с большинства видов алкоголя, но Рома это только сильнее злит. Теперь эти ублюдки точно не отделаются легкой смертью.

- Нет-нет-нет, никаких игрушек всё честно! – голос Эля звонко и весело звучит и вьется над всеобщей возней и хаосом. Хэйтем резко отклоняется назад, чувствует, как затылок натыкается на хрящи чужого носа и те жалобно хрустят. Тот что был сзади отшатывается назад, второй всё ещё пытается освободить руки из стальной хватки Моргана. Безуспешно, короткая возня и Ром жмёт на курок – выстрел пробивает охраннику колено и тот неизящно падает на пол. Второму достается пуля в живот, и он тоже медленно корчится, пока из раны вытекает густым потоком темно-алая кровь. Хэйтема всё ещё трясет на приливе адреналина, он чувствует, как рана затягивается – кожу на бедре слегка покалывает.

- Стоять, мать твою! – Морган поворачивает голову в сторону визгов и ругани, видит как пока ещё целый и невредимый охранник осыпает тощего мальчишку ударами. Как Чиззи ещё не умер? Хэйтем видит, с какой отчаянной злобой вперемешку со страхом мальчишка зубами вцепляется в руку обидчика. Два коротких точных выстрела оставляют посередине лбов двух отщепенцев аккуратные отверстия. Тому ублюдку, который нещадно мутузит Джеймса Ром первым ударом ломает челюсть – тот разжимает руки. Это ничтожно мало, чтобы хоть как-то усмирить злость. Лицо последнего охранник Морган впечатывает в стену. Один раз. Второй и третий. А потом ещё и ещё. Сильно. Весело. Кроваво! От костей лицевого скелета быстро не остается ничего, кроме мелкой крошки, а стену украшается ярко красное расплывчатое пятно и остатки зубов. Кажется, он кричал. Но Ром не слышал. Он научился не слышать такие вещи уже очень давно. Мёртвое тело с обезображенным лицом медленно сползает по стене.

На секунду на складке воцаряется тишина. Настолько оглушительная, что Морган может услышать, как рвано и часто дышит сам и как шаркая ногами сзади к нему подходи доходяга Эль. Хватает буквально нескольких секунд, чтобы мир приобрел привычные краски, Хэйтем оборачивается и натыкается взглядом на довольную ухмылку рыжего.

- И это ты назвал «зашли-молча-вышли-без-лишнего-шума»? – Эль довольно хихикает, как мальчишка. Ром рыскает взглядом по залу в поисках знакомой светлой макушки – спрятаться тут особенно негде. Да, у них был четкий план - изначально они планировали без лишнего шума вывезти детей и пришить только Чака, но да, Хэйтем сорвался с цепи и получилось так, как получилось.

- Ты не слишком и расстроился, рыжий чёрт, - сухо отзывается Морган. Ром подходит к мертвому телу Чака вытаскивает из кармана латиноса связку ключей и кидает их Элю, - нож дай.

Морган планировал отпилить голову Чаку и украсить ей рабочий стол Джека Дэниелса, и он это сделает. В течение почти минуты коротким ножом рубящими ударами Ром отсекает башку латиносу. Быстрее было бы сработать лопатой. Морган ловит себя на этой мысли запоздало осознавая, что у него руки по локоть в крови, а в руках отрубленная башка Чака.

Блять.

Эль молча протягивает куртку, стянутую с трупа одного из охранников и без слов помогает каким-то образом упаковать голову. Просто чудеса командной работы. Теперь осталось только каким-то образом вывести отсюда детей. На сцену выходит Эль, он коротко откашливается и всплёскивает руками.

- Ребятки, я прошу прощения за весь этот бардак. Знаете старина Морган обычно душка… Ай! – от тычка в бок, рыжий ненадолго замолкает, но затем снова начинает говорить, -  в общем, я крайне не рекомендую вам игнорировать моё предложение, потому что в радиусе ближайших двадцати миль тут нет даже Мака. Вы можете, конечно же, остаться тут, а можете рискнуть и хотя бы доехать со мной до ближайшего вокзала, где мы и обсудим дальнейшие перспективы вашей жизни. Можете мне не доверять, остаться здесь и сдохнуть с голоду, а можете попытать удачу. Чего вам собственно терять?

Короткий неуверенный легкий шум перешептывания свидетельствует о том, что дети, как минимум готовы к диалогу. Они снова сбиваются в кучку и Хэйтем видит тощее лицо Чиззи. Морган уже и забыл, каково это чувствовать смятение и ощущать на себе целиком и полностью вину, а ещё беспомощность и колкую жалость. Всё это остается внутри Хэйтема, снаружи лишь непроницаемый темный взгляд и короткое суровое:

- Ты, Чиззи Джеймс, идешь со мной, - Морган кладет ладонь на тощее плечо мальчишки, запоздало понимая, как это выглядит. Ебучий библейский сюжет. Ром с запекшейся кровью на руках в одной руке держит отрубленную башку, другой рукой крайне не двусмысленно заявляет, что этому мальчишке ничего не остается, кроме как последовать за ним. Эль чуть склоняет голову, перехватывает взгляд Чиззи и коротко мягко кивает, будто бы таким образом давая понять, что этот парень, который убил тут большую часть людей не представляет опасности.

Блять. Блять. Блять. Ром понимает, что это будет очень долгая ночь.

Собственно… А чего Морган мог ещё ожидать? Что мальчишка с распростёртой улыбкой броситься ему навстречу и скажет что-то из серии «да не вопрос мужик, погнали» и весело хохоча прыгнет к нему в машину?

Нет. Нет. И нет! Второй акт пьесы сменяется с насилия и действий на тягучую мучительную драму. Ром чувствует, как неприятно начинает стягивать кожу ссыхающаяся чужая кровь. Эль мерно гремит связкой ключей, отмеряя какой-то ритм, остальные дети почти не дышат, с замиранием наблюдая, будто зрители из полутёмного зала. Морган ощущает на коже каждый взгляд, хмуриться ещё сильнее.

Если бы он тогда не сбежал, будто трус, было бы всё иначе?
Если бы он остался с Вирджинией?
Если бы сделал ей предложение и получил нормальную жизнь?

Хэйтем резко выдыхает воздух сквозь зубы. Нет никаких «если» - воздушные хрупкие замки, мысли в бессонной ночи о том, как всё могло бы сложиться, варианты развития собственной жизни, но только по другому сценарию. Всё это пшик и ничего более. Пустота, которая нужна чтобы заполнить чувство вины, напоить собственное эго. Нет никаких «если». Есть только здесь и сейчас. Есть Хэйтем с отрубленной головой в руке и маленький хрупкий мальчишка, который надрывно жалобно рыдает от смеси страха и неизвестности.

- Рыдай, если тебе так хочется, - Морган старательно запинывает подальше собственные сомнения, чувство вины и гложущую тревогу. Нахрен это ему не сдалось – раз уж он решил вытащить пацана из этого дерьма, то сомневаться и колебаться не следует. Конечно, поймет он всё, но не сразу и Хэйтему так или иначе придется с ним поговорить. Причем так убедительно и твердо, как он не разговаривал ещё никогда и ни с кем. Капитан должен вести свой корабль через бури, опасные скалы и густой туман, даже если кораблик не хочет, размазывает по лицу мокрые дорожки слёз и всем своим видом показывает, что двигаться сейчас вперед равносильно смерти.

Новая жизнь – это всегда смерть старой. Ром не упрашивает, не присаживается на колени, чтобы быть одного роста и как там блять пишут в книжках, говорить с ребенком на его уровне. К черту разговоры. Хэйтем подходит к Чиззи, молча хватает того за шкирку, легко приподнимает от пола и закидывает себе на плечо – мальчишка с острыми локтями-коленками почти не ощущается. Он может продолжать кусаться, плакать, бить руками и ногами по мощному телу Моргана – тому всё, что слону дробина, он держит осторожно, но крепко.

- Ты псих, Морган, ты точно сумасшедший! – Эль улыбается, ведет за собой вереницу детей, будто бы мама-утка через темные сырые коридоры и подвалы. Ром с мальчишкой на плече мрачной тучей идёт следом в конце строя не говоря ни слова. Как только они выходят из здания. Хэйтем кидает взгляд на старое здание.

- Сожжешь его? – сухо спрашивает он у рыжего. Тот хитро подмигивает и отвешивает послушный поклон. Конечно, у ублюдка Джека всё застраховано, но Хэйтему жизненно необходимо, чтобы этот старый склад выгорел до основания, оставив после себя только пепелище и пустое место. Огонь будет ярким, таким же как волосы Эля, ненасытным, как вечно недокормленный ребёнок и не оставит никаких следов от той тесной комнатушки. Языки пламени слижут неприглядное настоящее, а время поможет постепенно превратить его в прошлое.

- Позвони мне потом, - Ром коротко кидает фразу, вместо прощания. Эль сделает всё, как нужно, а потом погрузит детей в эту несуразную машину с большим количеством сидений, взятую напрокат и пропадет на несколько недель. Рыжий, конечно тот ещё псих, но хороший человек и ему можно доверять.

Вместо своего порше у Моргана сегодня в качестве транспорта потертый убогий грязно-серый форд в багажнике которого стоит небольшой походный холодильник, навроде тех, какие берут с собой большие семьи на пикник, чтобы забить его газировкой, мороженным и прочей сладкой сахарной ерундой. Ром кидает в холодильник голову, закрыв багажник открывает переднюю дверь машины садится на водительское сидение, при этом умудрившись осторожно спихнуть Чиззи на соседнее пассажирское, торопливо блокирует двери. В салоне становится томительно тихо.

- Пристегнись, - брякает Ром так буднично и по-простому, будто бы он отец, который приехал забирать сына от своей жены, с которой они развелись уже лет десять как. Хейтем неловко потирает лицо руками, видит своё отражение в зеркале.

- Блять, - ну и рожа! Кровища яркими мелкими пятнами даже на лице, не говоря уже о том, что виднеется на шее и футболке. Смыть бы с себя всю эту грязь, и желательно ещё ту, что налипла за долгие годы вместе с жестокостью. Практически не задумываясь, Хэйтем щелкает включателем радио, попадается не современная попса, но что-то другое бойкое и абсолютно не подходящее к данной ситуации. Машина слегка покашливает, прежде чем завестись. По ночной трассе Морган гонит, не обращая внимания на ограничение скорости. Кому придет в голову караулить тачку на какой-то трассе в пригороде, когда на часах почти четыре часа утра?

Вместо предрассветных лучей солнца первым источником света, помимо машинных фар, становится логотип МакДональдса. Под Богемскую рапсодию Хэйтем отбивает ритм по рулю и неторопливо паркуется неподалеку от круглосуточного окошка, где маячит полусонный кассир. Сперва, Ром дослушал песню, и только потом, когда отзвучал последний аккорд, неловко повернулся к забившему поодаль мальчишке и спросил:

- Ты что будешь есть?

В пирамиде потребностей Хэйтема Моргана была одна примечательная вещь - привычка, которая въелась в кости и само ромово естество настолько, что была непреложна в любой ситуации. Когда Хэйтем ел – он всегда молчал. Неважно – был ли в здании пожар, потоп, или концерт группы AC/DC, все важные дела и разговоры по душам покорно ждали, молча ожидая, пока Морган соизволит набить себе желудок. Как бы не старался каждый раз растормошить его Джек, во время их совместных обедов или ужинов, Хэйтем всегда упорно отмалчивался, пока на столе была еда, которую можно съесть. Морган слишком хорошо запомнил тот случай, когда ему прилетел удар в челюсть от одного из старших братьев, за то, что мелкий Ром вздумал во время ужина начать рассказывать охренительную историю, о том как они с мальчишками вытащили из воды какую-то хтоническую рыбу с зубами. Удар был сильным настолько, что Хэйтем тогда ненадолго отключился и упал со стула, а придя в себя, уже не болтал без умолку, когда садился есть.

На весь салон сейчас, вместо выключенного радио раздавался звук желудка Чиззи, который демонстрировал виртуозный диапазон, начиная от крещендо синего кита, до частой кавалькады звуков космических бластеров. Ром не переставал усиленно, но молча, работать челюстями периодически переводя взгляд с голодного забитого парнишки на пакет с едой. Пока пацан боролся с какими-то своими внутренними димонами, которые кажется, отговаривали его вкушать мирскую высокоуглеводистую и насыщенную холестерином пищу, Морган уже успел умять половину из одного пакета – при этом, не проронив ни крошки, и умудрившись не запачкать сиденье в машине. Вот оно – мастерство детей, выросших в многодетной семье, где главный принцип звучит как «в большой семье не щелкай клювом».

Ром отхлебнул чаю, когда Чиззи внезапно и с присущей только маленьким голодным тонким детям одурью, остервенело вцепился себе в предплечье. Морган нахмурился, оставил стакан с чаем в сторону, а потом мальчишка повторил свой фокус вновь, и теперь уже Хэйтем наблюдал, как водопад из слюны вперемешку с кровью обильно капает на пакет с нетронутой едой. Несколько долгих секунд Ром просто смотрел, пристально и изучающее, как пытливый ученый глядит на неведомую науке зверушку. Затем Хэйтем торопливо залил в себя остатки чая, и лишь закинув пустой стаканчик на заднее сиденье, спокойно и четко сказал:

- Что предлагаешь еду выбросить? – скрестив руки на груди, Морган кивнул в сторону пакета с едой. Это чистейшей воды манипуляция – ни один человек, для которого голод стал привычным детским воспоминанием никогда не выбросит еду, потому что это непозволительная роскошь, которую могут позволить себе только состоятельные сыночки, но не те, кому приходилось постоянно таскать еду со стола, не взирая на вероятность схлопотать подзатыльник. Но откуда Чиззи знать, что Ром из той же серии?

- Я уже за неё заплатил, - Хэйтем устало вздохнул, кинул взгляд на наручные часы. Уже почти четыре часа утра – Джек будет в клубе не раньше десяти и к этому времени желательно хотя бы накормить пацана и доставить его туда, где он будет в безопасности. Ром не планировал такого, он вообще не думал, что Чиззи Джейм жив и никакого плана чудесной спасательной операции у него в голове не было. Но вот, смотрите-ка – этот тощий нескладный мальчишка с большими наивными глазами, видимо слишком крепкий орешек для этой жизни. Ром топорным жестом вытирает ладони о джинсы, тянется за вторым пакетом с едой, громко шуршит бумагой, нарочито медленно и неторопливо достает коробку с картошкой фри и будто фокусник эффектно вынимает длинный хрустящий ещё горячий ломтик.

- Да ты только попробуй, - Морган негромко заговорщически протягивает руку, так что картошка оказывается перед самым лицом мальчишки. В его взгляде Хэйтем поочередно наблюдает отблески взрыва атомной бомбы, битву на Сомме и сражение Архангелов с Антихристом. Эта моральная борьба выглядит похлеще чем, те ту тупые истории из интернета, где тебе на выбор предлагается спасти либо своего сына, либо двадцать незнакомых человек. От абсурдности ситуации хочется одновременно смеяться и застрелиться. Ром коротко хмыкает – беззлобно и тепло, после чего осторожно тянет зажатую в зубах руку Чиззи к себе и быстро запихивает тому в рот ломтик несчастной картошки.

Ответная реакция не заставляет ждать себя долго, уже через несколько секунд тощий малец хищно начинает запихивать себе в рот всё содержимое пакета. Моргану начинает казаться, что еще минута и пацан, что лагнольер начнет жевать сиденье автомобиля и постепенно перекинется на бренное тело Хэйтема. Лицо у Рома само по себе выдает слабую улыбку и он осторожно кидает на колени мальчишке второй пакет с едой, втайне надеясь, что того не вытошнит в машине.

Эпопея с тотальным уничтожением еды из МакДональдса набирала стремительные обороты. Хэйтем изо всех сил старался держать себя в руках, губя негромкий смешок в зачатке и прикрывая одной рукой неуместную улыбку.

Много же ты натерпелся.

В памяти Рома остро всплывает тошнотворный запах плесени, затхлого тяжелого воздуха, перемешавшиеся с ароматами еды, которые расползались по салону. На несколько секунд Морган позволяет себе переступить через черту – представить себе, как могла бы сложиться биография этого мальчишки, если бы он не вляпался в свою жизнь, а попал на другую развилку событий.

Парки аттракционов по выходным, первый поход на хоккейный матч вместе с отцом, выступление в школьном театре, которое потом будет вызывать стыд с одной стороны и какую-то странную гордость с другой, локальные шутки с лучшим другом навсегда и ещё множество всяких глупостей, которые нам готовит детство и юность. У Чиззи не было ничего из этого – никакой почвы под ногами, твердой уверенности, что завтрашний день не станет последним, или, что завтра всё не покатиться в глубокую безрадостную бездну. И будет ещё хуже.

Хотя куда ещё казалось бы хуже?

Из потока мыслей Хэйтема вырвал вцепившийся зубами в его бигмак Чиззи, который отхватил добрую половину этого монструозного бургера. Даже вся поглощенная еда не сделала глаза мальчишки менее голодными. Морган слегка вскинул брови, рефлекторно отодвинул пакет с едой чуть дальше.

Ещё парочка ломтиков картошки сверху и этот голодный воробей заблюёт весь салон.

Ром не пошевелился, когда Чиззи старательно полез к нему, пакчая и без того многострадальные джинсы перемазанными руками. Мальчишка выглядел так жалко – голые инстинкты и никакого здравого смысла, кроме каких-то автоматизмов, приказывающих набить желудок впрок, потому что неизвестно, что будет завтра.

- Чиззи, тебе будет плохо, - негромко, но твердо сказал Хэйтем, он развернулся к мальчишке и осторожно положил ему ладонь на плечо, мягко отстранил того от себя усаживая на место, - эта еда твоя и никуда она не денется, обещаю.

Морган терпеливо ждал, когда взгляд у мальчишки станет более осознанным. Не кричал, не давил и не требовал поторапливаться, хотя переломить того было бы проще, чем щелкнуть пальцами. Скольких Ром уже переломил? И ради чего? Потому что хотел показать, что может, потому что Джек приказал, потому что…

Блять.

Хэйтем коротко выдохнул сквозь зубы, положил остатки бигмака в пакет и достал оттуда маленький голубой квадратик с салфеткой, который протянул Чиззи, зажав между пальцами.

- Держи, - закинув пакет с остатками еды на заднее сиденье, Морган завел машину, прислушался к утробному звуку двигателя, на автомате включил музыку, но не спешил выезжать с парковки, несколько секунд глядя, как вдалеке розовеет у кромки горизонта красноватая дымка рассвета.

Когда он так проебался? Когда встретил Джека Дэниелса? Или раньше?
Когда он так размяк? Когда стал думать по-другому?

Хэйтем ненавидел внезапно подступающие приступы самокопания. Выезжая с парковки, он кинул на мальчишку долгий нечитаемый взгляд, прежде чем снова вдавить педаль газа в пол. Он забрал его с собой, но для чего? Ром и сам не мог пока точно сформулировать причину своего порыва. Хотел ли он таким образом искупить грехи прошлого, или он просто превратился в мягкотелого тюфяка, который тащит домой побитых жизнью детей, возможно, решил, что так будет правильно. Иногда Морган просто делал, не оглядываясь на последствия своих решений и повинуясь каким-то глубинным порывам, которые лишь изредка волновали глубокое море души.

Пейзаж пригородной трассы постепенно отступал, вместе с поднимающимся над горизонтом холодным солнцем. Биттерсвит ещё спал – на улицах не было ни души, лишь туманная дымка стелилась вдоль черной кромки асфальта. Ром жил на границе старой части города и промышленной зоны, он остановил машину возле торца дома из красного кирпича, где собственно и находилась его квартира. Робкая и неуверенная надежда теплилась в сердце Хэйтема, призывая всё его красноречие и силу убедительности – иначе, пацан слиняет по балконной лестнице прочь быстрее, чем Морган успеет спеть пиратскую песенку.

Ром заглушил двигатель, вынул ключ из зажигания, и музыка оборвалась порывисто и резко. В салоне воцарилась максимально неловкая тишина, которая прерывалась только звуком с которым Хэйтем неловко чесал ладонью шею. Где там его книжка по переговорам с детьми? Ах да точно! У Моргана такой просто нет, да и язык не повернется назвать ребёнком того, у кого и детства то толком не было. Замученный взъерошенный воробей, который случайно попал на пассажирское сиденье машины Хэйтема. Ром откашлялся, повернулся к мальчишке всем телом, чуть подаваясь вперед.

- Слушай, я, конечно, могу представить, что сейчас творится у тебя в голове, но только примерно, - Морган чувствовал себя так, словно он встал на шатающуюся длинную доску, которую нужно пройти до конца, чтобы прыгнуть в воду. Шаг влево, шаг вправо, одно неловкое движение и ты падаешь, больно ударяясь ребрами в воду.

- Но мы никогда не можем знать наверняка. Так что я скажу тебе, что творится у меня в голове. Во-первых я не хочу и не буду причинять тебе вред. Ни в какой форме. Понимаю, сложно поверить в это, после того, что ты сегодня видел. Но, просто подумай, если бы я хотел тебя прикончить, то к чему весь этот спектакль? – Ром говорил спокойно, плавно, негромко, но четко выговаривая каждое слово, глядя на сидящего рядом с собой мальчишку без толики жалости, но как на равного.

- Второе - причину всего этого я расскажу тебе тогда, когда ты будешь чувствовать себя лучше, - а я разберусь с кое-какими делами и наведу относительный порядок в собственной башке, а ещё оставлю подарок Джеку, - я сомневаюсь, что ты сейчас готов услышать и переварить всю историю целиком.

Морган остро осознает, сколько всего ещё предстоит узнать Чиззи. О себе, и о том, какое прошлое длинной черной тенью тянется за ним следом. Но это может подождать. Ему нужно время, чтобы быть готовым принять своё прошлое. Это будет, но не сейчас, когда и без того расшатанная психика мальчишки наверняка охуевает от подкидываемых ему закидонов со стороны судьбы.

- Всё о чем я тебя сейчас прошу, это пойти со мной, потому что только когда я рядом я могу гарантировать, что с тобой ничего плохого не случиться и ты будешь в безопасности, - Ром отключает блокировку дверей в машине, раздается характерный щелчкок, затем Морган кладёт руку на ручку двери и открывает её со своей стороны, впуская в салон порцию прохладного утреннего воздуха.

- Но я не могу заставить тебя пойти со мной против твоей воли, Чиззи, - Хэйтем одёргивает себя, чтобы не пялиться слишком пристально, терпеливо замолкает, силясь подобрать нужные слова и различить в едва заметных сменах выражения лица мальчишки его реакцию, - пойдешь со мной и я помогу тебе. Обещаю.

В конце-концов, это ведь меньшее, что я могу сделать для твоего сына, Вирджиния.
Ром ждет томительные долгие секунды, что для него складываются в огромную вечность.

Неопределенность злит, настораживает и выкручивает нервы в те короткие несколько мгновений, пока Ром ждёт. Ждёт, когда тощий нескладный мальчишка решится – вероятно, это одно из самых важных решений в его короткой и не очень радостной жизни. Хэйтем медленно выходит из машины, обходит её и открывает переднюю дверь со стороны пассажира. Он отчего-то ни капельки не сомневается, что если уж Чиззи решился сбежать, то драпанёт пацан с такой скоростью, что Моргану останется только недоумевающее смотреть тому вслед.

Но вот момент происходит и Ром смотрит, как Чиззи улыбается ему – вымученно, будто бы извиняясь, неизвестно за что, но этого вполне достаточно, чтобы Хэйтем понял всё без лишних слов. Морган действительно не обещает просто так, правда пока он не совсем отдаёт себе отчет в том, на что подписался. Легкая запальчивость и уверенность в том, что любое дело ему по плечу толкает Рома идти всегда вперёд – ведь каким бы страшным и бурным не был шторм, после всегда выходит солнце и море блестит зеркальной гладью, как утреннее небо.

- Пойдем, Чиззи, - Хэйтем закрывает двери машины, ставит её на сигнализацию, краем глаза замечает загвазданный блевотиной Джеймса бок машины. А, плевать, с тачками Эля и не такое делали. Морган кладёт ключи в карман куртки и коротким взмахом руки предлагает Чиззи идти за ним следом. В утренней тишине шаги Моргана отчетливо звонко слышны в подъезде, в противовес ему мальчишка, двигался едва слышно, словно тень волочился следом и постоянно сутулился, будто бы хочел казаться меньше. На лестничной клетке пятого этажа тихо, и звук от бряцанья связки ключей оглушительно бил по ушам. Ром быстро открыл дверь в квартиру и широко распахнув ту слегка подталкнул в спину Чиззи, заводя того внутрь.

- Заходи не стесняйся, - Морган по привычке закинул ключи на тумбочку в коридоре и пошёл дальше по коридору вглубь просторной квартиры холостяка-минималиста. Когда у него в последний раз были гости? Джек, который мог заявиться в любой момент дня и ночи – не идёт в счет, как и не идёт в счет Кай – для младшего Дэниелса двери Рома всегда были открыты. Конечно, редко, но метко на квартиру Моргана покушался кто-то из его многочисленной родни, но это всё было не то. На звуки раннего вторжения из кухни лениво вышел кот Рома. Не в меру откормленный и наглый Боунз уселся, будто он человек, опираясь спиной о стену, и посмотрел на Чиззи, будто говоря «Ну и что ты, убогий забыл, в моей квартире?».

- Чиззи это Боунз, - раскрытой ладонью Морган указал на кошака, а затем посмотрел на своего питомца и серьёзно добавил, - Боунз это Чиззи, и он поживет тут какое-то время, так что веди себя прилично.

Кот коротко мяукнул в ответ, видимо поклялся не кусать тощего пацанёнка за ноги. Это внушало надежду, ведь несмотря на внушительные жирогабариты Боунз всё-таки кот и быстро бегает, легко может спрятаться за шкаф, или на шкаф, или ещё куда-то, куда не дотянется рука человека, чтобы избежать обвинений со стороны Джека Дэниелса, которого черный кошак с белой грудкой и лапами постоянно кусал, царапал, на чей пиджак во время линьки имел привычку завалиться поспать и вообще всячески демонстративно недолюбливал. Это было странно, учитывая, что немигающий внимательный взгляд, что Боунза, что Дэниелса был практически идентичный.

Боковым зрением Ром увидел, как в высоком зеркале отражаютсяон сам и стоящий рядом с ним Чиззи. М-да, один убогий, второй страшный, как смертный грех. Весь масштаб трагедии ароматов теперь не только доносился до носа в виде смеси из немытого тела, крови, блевотины и пота, но и отлично иллюстрировался в зеркале. Замызганный и жалкий Джеймс и заебанный покрытый чужой кровищей Морган -  чертова библейская картина для иллюстрации того, что будет с грешниками, которые не платят налоги, не ходят по воскресеньям в церковь и не моются.

- Ванная там, - Ром указал рукой в сторону двери в конце коридора, попутно не забыв буднично упомянуть, - полотенце в среднем ящике под умывальником. Разберешься.

Хэйтем уже забыл, когда ему было настолько неловко, но память любезно пришла на помощь. Так же неловко Рому примерно в двенадцать лет, когда отец решил оттаскать его за уши при девочке, которая ему очень нравилась, потом в пятнадцать, когда один из старших братьев застукал его за раскуриванием сигар деда, и в семнадцать, когда в он случайно разбил любимую вазу матери и стоял рядом с осколками, понурив голову и не зная, что сказать в своё оправдание. Морган встряхнул головой, чтобы выбить навязчивые мысли прочь и как можно дружелюбнее добавил.

- Можешь взять с собой Боунза, чтобы тебе не было скучно, - Ром резко замолк, чувствуя, что ляпнул какую-то крайне странную и неуместную хрень. Обычно с ним такого не случалось.

- Ладно, я пойду, подыщу тебе чистые вещи, - нарочито безэмоционально кинул Морган, прежде чем скрыться в гостиной, предоставив своему коту разбираться с проблемным подростком, который пережил на себе все виды насилия. Хэйтем ходил по охуенно тонкому льду, пребывая от этого в полной растерянности. Он в целом неплохо ладил с детьми, но это были по большей части либо любимые им (кто-то в большей, кто-то в меньшей степени) отпрыски Джека, либо же многочисленные племянники, которые были чуть больше или чуть меньше наделены чертами типичной Моргановской породы.

Загруженный нерадостными мыслями, Хэйтем мрачно тучей пересек гостиную, вошел в спальню, а оттуда в отдельную гардеробную. И не то чтобы у Рома в принципе было столько вещей, чтобы для них нужно было отдельное место, просто ему нравился порядок, а ещё добрую половину гардеробной занимали костюмы, рубашки, тесные ботинки  и прочие официозные дорогие тряпки, которые Хэйтем купил исключительно по твердому настоянию Джека Дэниелса.

Не вечно же тебе таскаться, как беспризорнику в этих уродливых спортивных костюмах!
М-да, ничто не вечно.

Покопавшись в залежах вещей, Хэйтем выудил из одной самой дальней полки серую футболку и такие же домашние штаны с вытянутыми коленками – единственное, что вероятно придется впору маленькому астеничному Чиззи. Владелец этих вещей -  Кай Дэниелс уже давно вырос из этой одежки и уже не оставался у Моргана на ночь, чтобы смотреть ужастики и объедаться чипсами и сладостями. В целом, это не было так уж печально – теперь у Рома было гораздо больше вариантов совместного времяпрепровождения с Виски младшим.

Сгодится.

Морган оставил вещи на комоде, что стоял рядом с дверью в ванную. Потом поплёлся на кухню, где долго и нудно тёр руки, как заправский хирург перед операцией. Казалось, что сколько бы он не шкрябал кожу, сколько бы мыла не вылил на себя – смыть всю кровь будет невозможно. Резко закрыв воду, Хэйтем на автомате потянулся к кнопке проигрывателя – телевизор он не очень жаловал, а вот музыку любил. Через секунду тишину кухни заполнили тонкие задорные звуки флейты, будто весенняя капель наполняя кухню признаками жизни. Ром залил воду и засыпал кофе в кофеварку и опираясь руками о край кухонной столешницы, уставился куда-то в пустоту. Конечно же, заиграла классика – Стравинский и его Петрушка. Странно, но именно классическая музыка стала практически единственным видом элитарного досуга, которым Морган мог наслаждаться с Джеком наравне. В остальном как был он беспризорником с Ямайки – так им и остался.